«Неонила! – узнал Алан. – Так вот кто был с ним, когда я полез с разговорами. Значит, эта коровища все слышала, и если до разборки меж нами дойдет, она против меня показания дать сможет».
Ну, это-то было решаемым: одного соседа завалить или на пару с любовницей – Алану без разницы, одной жизнью больше, одной меньше – для него не имело никакой разницы. Он задумался, что, может, следует присоединить к этой компании и собственную жену, пока та еще не родила. А почему бы и нет? Вполне разумная мысль! А вот ее любовника Алан собирался беречь, Очень-очень беречь свою дойную корову. Вот все и встало на свои места. План виделся ему простым и ясным, оставалось лишь найти исчезнувшего Вано.
Старуха – хозяйка дома, где снимал комнату Печерский, сообщила Алану, что ее постоялец отбыл в Москву и велел его ждать не ранее чем через месяц. Гедоев не представлял, что делать дальше. Места службы Вано он точно не знал, только слышал от жены, что Печерский устроился помощником к генералу. Куда теперь идти? Искать дом этого генерала? Да кто бы пустил туда Алана? Он печально вздохнул, собираясь уйти, когда хозяйка поинтересовалась:
– А вы графу друг что ли?
– Конечно, я привез ему известие от его матушки, та на Кавказе сейчас живет. Видите ли, она уже совсем плоха, боюсь, не доживет до приезда сына, – вдохновенно соврал Гедоев.
– Ах, как жалко! – расстроилась старушка. – Вам нужно разыскать графа. Как же остаться без благословения матери?! – Она задумалась, что-то вспоминая, и сообщила: – Мой постоялец, уезжая, говорил, что его начальнику друг предложил для проживания свой дом около Ивановского женского монастыря.
– Спасибо вам, добрая женщина, – поклонился Алан. – Даст бог, мать вашего постояльца выживет, а если нет, так он, может, к вам и не вернется: хозяйство большое ему на Кавказе достанется.
Старушка разохалась и, похоже, хотела еще поговорить, но Алан быстренько распрощался. Нечего откладывать, пора в дорогу! На червонцы Печерского он сможет долететь до Москвы за четыре дня. Нужно только брать на почтовых станциях экипажи полегче.
Экипаж графини Чернышевой остановился у Никольских ворот. Ливрейный лакей спрыгнул с козел и подбежал к часовому, застывшему в тени полосатой будки, – предъявлять разрешение на проезд.
Солдат вскользь глянул на бумагу и пропустил экипаж в Кремль.
– Ну вот, Софи, считай, что приехали, – заметила графиня Кочубей, с тайной жалостью скосив глаза на изможденное лицо своей подруги, – не нужно так волноваться, все будет хорошо.
Однажды, сразу после отступления французов, вернувшаяся в Москву Софья Алексеевна увидела взорванные башни и так испугалась, что за все прошедшие с той поры немалые годы так и не решилась побывать в Кремле. Она, конечно, понимала, что к коронации все должны были уже восстановить, но все-таки с опаской оглядывалась по сторонам – не дай бог, вновь зайдется сердце при виде изувеченных русских святынь. Но Кремль радовал глаз прежним величием, все дворцы и храмы стояли на своих местах да и выглядели так же, как и до войны.
– Стыдно признаться, но я уже тринадцать лет здесь не была, боялась тяжких воспоминаний, – шепнула она подруге. – Неужели все восстановили?
– Похоже на то. Я слышала, что монастыри и дворцы все восстановлены, Арсенал снаружи достроили, а теперь отделывают внутри.
– Слава Богу, – откликнулась Софья Алексеевна и перекрестилась на выглянувшие из-за стены Сената купола колокольни Ивана Великого. – Я тебя даже не спросила, куда мы едем, в Большой дворец?
– Нет, императорская чета еще с восемнадцатого года облюбовала Малый. Александра Федоровна не любит огромных залов, по-моему, даже боится их, а там ей уютно. К тому же наследник-цесаревич в Малом дворце родился, и у государыни остались добрые воспоминания о тех днях, так что теперь они вновь живут там. Но и императрица-мать не стала одна занимать Большой дворец, Мария Федоровна поселилась в Теремном, а свои балы дает в Грановитой палате.
– Как же все сложно при дворе, – вздохнула Софья Алексеевна, – я никогда не понимала этих отношений…
– Ничего сложного, наоборот, все очень просто: император считает главным себя, его жена это понимает, ну, а все остальные, включая императрицу-мать, не должны об этом забывать.
Экипаж обогнул Соборную площадь и пристроился к длинной веренице карет, свозящих нарядных дам к высокому, выгнутому крутой дугой крыльцу Теремного дворца.
– Смотри, сколько сегодня приглашенных! – удивилась Кочубей и начала старательно считать визитерш, по очереди ступающих на широкое крыльцо, потом она отвлеклась и спросила: – Кстати, ты знакома с Долли Ливен? Вон она – на лестнице. В честь коронации они с супругом возведены в княжеское достоинство. Не знаю, как ее муж, но сама-то Долли эту честь давно заслужила: на ней еще со времен войны держатся все отношения с Англией.
Софья Алексеевна постаралась разглядеть княгиню Ливен, но их экипаж был еще слишком далеко, и она заметила лишь высокую фигуру в малиновом платье и пышные темные локоны. Дама легко взбежала по ступенькам и исчезла под каменным шатром верхней площадки крыльца. Зато следующая гостья поднималась по лестнице так медленно, что собрала позади себя пестрый цветник из нарядных женщин.
– Мария Антоновна Нарышкина, – вздохнула Кочубей, – после смерти государя она сильно сдала, видишь, еле ходит.
Подруга все перечисляла имена приглашенных, но Софья Алексеевна ее не слушала. Она так боялась получить сегодня отказ, что у нее дрожали руки. Впрочем, услышанная краем уха фраза, отвлекла ее от собственных переживаний.
– Кстати, сегодня объявили, что Чернышеву в честь коронации тоже пожалован титул, его возвели в графское достоинство, – сообщила Кочубей. – Может, новоиспеченный граф теперь отвяжется от твоей семьи?
– Хотелось бы, – откликнулась Софья Алексеевна. Она так устала, что теперь была готова отдать что угодно, лишь бы эта черная полоса наконец-то закончилась.
Их экипаж поравнялся с крыльцом, лакей распахнул дверцу и помог дамам выйти на широкие ступени.
Лестница показалась Софье Алексеевне бесконечно длинной и крутой, пока они поднялась на большую террасу, она обессилила.
– Отдышись, – посоветовала Кочубей и, подхватив под локоть, увлекла подругу под шатровые своды каменных сеней. Они вошли в большой вестибюль, и Софье Алексеевне показалось, что она попала в сказку. Коралловые колонны яркой рамой обрамляли белую мраморную лестницу, а на светлых, золотистых стенах причудливо переплетались резные листья и фантастические цветы. В простенках по небесной лазури алели розы, а у подножия лестницы скалили клыки два льва с геральдическими щитами.
– Боже мой, какое чудо! – восхитилась графиня. – Хоть это сохранилось…
– Да что ты! Ничего не уцелело, французы что не разграбили – то взорвали. Все восстанавливали по старым рисункам, но я здесь была в юности и помню дворец именно таким. Понятно, что сейчас краски ярче, чем прежде – не выцвели пока. Но это лишь начало, посмотришь, как внутри все сделано.
Мария Васильевна повела подругу мимо оскалившихся львов, они миновали лестницу и медленно двинулись через анфиладу сводчатых залов. Кочубей не спешила, давая возможность Софье Алексеевне поближе рассмотреть фантастическую красоту парадных комнат Теремного дворца. Алые с золотом стены перетекали в светлые, сплошь расписанные нежными сказочными узорами. Потом фон наливался охрой, и узоры темнели, становясь черно-зелеными, а суровые лики московских князей проступали на фресках. У Софьи Алексеевны захватило дух, так это было необычно и прекрасно. Подруги вошли в большой двухсветный зал с высоким сводчатым потолком-куполом. Все здесь покрывала затейливая позолоченная резьба, делая зал похожим на огромный старинный ларец, а овальные вставки с ликами святых на куполе казались драгоценностями, сложенными в него на хранение.
Прибывшие дамы собрались маленькими группками и выстроились вдоль стен, и лишь Мария Нарышкина уселась в старинное кресло с очень высокой, жесткой спинкой.
Двери в зал отворились, и вошла Мария Федоровна. В белом платье с жемчугами на шее она выглядела на удивление молодо. А может, дело было в улыбке? Или в сияющем взгляде? Похоже, императрица-мать пребывала в прекраснейшем настроении.
Сразу за ней следовала высокая сухопарая старуха в черном шелке. На ее груди переливалась бриллиантами Екатерининская звезда.
– Обергофмейстерина – свекровь нашей Зизи, – шепнула подруге Кочубей, кивнув на даму в черном.
Императрица переходила от группы к группе, и чем ближе она приближалась, тем страшнее становилось Софье Алексеевне, ведь все собравшиеся в зале женщины были благополучны, и лишь у нее решался вопрос жизни и смерти. Вдруг императрица не захочет омрачать светлые праздничные дни тяжким воспоминанием о декабрьском восстании? Слишком уж мало времени прошло – раны еще не зарубцевались. Наконец государыня остановилась около них, тепло поздоровалась и двинулась дальше. Она обошла всех приглашенных, а потом обергофмейстерина пригласила дам в соседнюю палату на чай.
